– Томаш, попробуй ее достать, может, она… Надо отвезти ее в ветеринарку. Я даже не знаю, есть ли где-нибудь круглосуточная ветеринарная помощь? И нужно позвонить родителям. Ну как же так? Я ее совсем не видела, откуда она взялась? – причитала Бьянка.
Том встал на колени и потянул собаку к себе. Она задергала лапами и снова заскулила.
– Ну потерпи, Домра, потерпи, – Бьянка гладила собаку по голове, пока Томаш вытаскивал ее из-под машины.
Задняя лапа застряла под колесом и неестественно болталась, когда Тому удалось-таки высвободить ее. Он положил собаку перед собой, пытаясь рассмотреть, насколько она пострадала. Лапа сломана, это точно, вмятина на боку и рваная рана на шее, наверное, пропорола чем-то острым под капотом. Домра мокрыми измученными глазами следила за каждым движением Тома. Он растерялся, не зная, что и делать. Собака умирала, ей, наверное, уже не помочь. Бьянка рыдала рядом, закрыв лицо руками, она сидела на коленях, прямо на земле, содрогаясь всем телом. Том погладил Домру по голове, она дернулась, словно укололась или обожглась. Руки! Он совсем забыл про дикий жар в руках! Повернул к свету ладони – по-прежнему багровые, затем провел по влажной прохладной траве и вытер о свои джинсы, затем снова попробовал погладить собаку. На этот раз она стерпела, даже затихла и перестала скулить. Он гладил шелковистый мокрый лоб и теребил уши, рука случайно соскользнула на шею в теплую вязкую жижу. Домра опять дернулась.
– Подожди, подожди, я только посмотрю, глубокая ли рана, – прошептал Том. Зачем?
Он аккуратно раздвинул шерсть, дырка – сантиметров пять и, наверное, довольно глубокая, потому что из нее без остановки пульсировала кровь. Том провел рукой прямо по ране, он совершенно не отдавал себе отчет в том, что делает. Ладонь закололо миллионами иголок. Это еще что? Руки перепачкались кровью, а вот рана перестала сочиться, нет, в самом деле! Том посмотрел еще раз на руки, потом на собаку. Потом снова прикоснулся разгоряченной ладонью к тому же месту – дырка на шее будто затянулась. Он разгреб слипшуюся шерсть, чтобы удостовериться. Совершенно верно! Только что зияла открытая и глубокая рана, а теперь там красовался свежий шрам. Том обернулся на мать: она все еще сидела, закрыв лицо руками.
– Мам?
С первыми звуками его голоса она все поняла. Это случилось снова. Оно вернулось. Через столько лет, когда Бьянка почти забыла весь этот кошмар, почти перестала ощущать страх за сына, оно вернулось. Том приблизился. Его глаза светились голубым, а песочный ореол вокруг зрачка был гораздо ярче, чем обычно. Или это всего лишь отражение света фар? У нее не находилось слов, ни одной мысли не витало поблизости, она просто смотрела на него, чувствуя, что теперь все изменится, наверняка изменится. Бьянка уронила руки на колени.
– Что это, мама? – Том отчетливо и напористо проговорил каждое слово. – Ты знаешь, что это такое?
Он протягивал ей руки, капилляры под кожей вздулись, от них по-прежнему исходил жар, словно от горящего костра. Глаза матери казались огромными сквозь линзы застывших в них слез. Том нащупал тугой выступающий рубец на шее собаки. Домра затихла, дыхание стало поверхностным, казалось, она засыпала.
– Не смей, – прошептала Бьянка. – Не смей этого делать, Томаш.
– Ты знаешь об этом? Да? Ты знаешь!
Пауза затягивалась. В памяти возникали смутные образы и голоса. Том оглядывался, стараясь удержать картинки-воспоминания, но они продолжали играть с ним в прятки.
– Мама, ты понимаешь, что сейчас произошло? Я провел рукой по ране и она… она… стала заживать, нет… она уже зажила, этого не может быть, это просто нереально! Здесь была вот такая дырка! – он показал границы зарубцевавшейся раны.
– Да, – звук вырвался из груди матери, – знаю, знаю, но лучше бы не знать, ничего не знать.
Том несколько раз провел рукой по телу собаки. Когда он прикоснулся к безжизненной вывернутой задней лапе, Домра опять заскулила, задышала часто-часто, пытаясь обернуться и лизнуть больное место. Томаш зажал лапу в месте перелома. Собака несколько раз передернулась, слизывая с носа крупные прозрачные капли. Разве собаки плачут? Том оглядывался на мать. Он уже не мог остановиться. Домра на его глазах оживала, выкарабкивалась с того света! Наконец собака, пошатываясь, встала. Она смотрела на Тома, опустив голову вниз, между передними лапами, так легче сохранять равновесие. Дыхание все еще было свистящим, а грудная клетка расходилась при каждом вдохе, как аккордеон. Затем она развернулась и так же, шатаясь, побрела в темноту, через пару мгновений ее очертания растворились, а Том и Бьянка так и сидели на земле, друг напротив друга, и никто не решался что-либо сказать. Том вытер окровавленные руки о штаны, багровые узлы на ладонях сдувались, и боль затихала, принося огромное облегчение.
– Я делал это раньше. Я не помню, как это было, но это я делал.
Снова и снова где-то внутри суетились незнакомые лица, навязывая воспоминания о себе. Среди них – маленькая девочка, она протягивала руку, стараясь ухватиться за что-то, словно падала или летела. Нет, она уплывала вниз, на самую глубину. «Я не очень люблю воду. Она сырая и холодная». Девочка махала рукой, ее волосы раскачивались в воде, словно морские водоросли.
Бьянка поднялась на ноги.
– Садись в машину, надо успеть доехать до дома, – она уже не плакала, голос стал чужим и механическим.
Том послушно сел рядом с матерью. Бьянка вырулила на дорогу, развернулась и нажала на газ. Автомобиль прыгнул вперед и взвизгнул с явным недовольством. Под капотом скрипела оторванная защита.