– Ну не плачь, Полина, – Том подсел к ней и обнял за вздрагивающие острые плечики. – Я не могу тебя бросить, ты замечательная, и мне очень часто снятся твои красивые глаза.
От его слов девочка еще сильнее захлюпала носом, потом повернулась и повисла на шее. Колючий ежик волос тыкался в щеку Тома. Он посадил ее к себе и гладил по голове. Рука задела шрам, и ладонь прожгли тысячи огненных иголок. Ого! Томаш отдернул руку.
Полина вскинула голову.
– Ты чего?
– Все в порядке, просто рука затекла.
– Да ладно, можешь не врать, мне самой противно его трогать. Он как лягушка на ощупь – гладкий и мерзкий!
– Вовсе нет!
Томаша осенило! А что, если попробовать? Если получится избавить девочку от грубого уродливого рубца? Его захватил азарт и банальное любопытство. Том забыл обо всех предостережениях матери, ему захотелось проверить свои способности, приручить свой дар, иначе зачем он вообще дан? Ладонь «горела», правда, не так сильно, как тогда, у машины. Тонкая капиллярная сетка едва различалась, но, может, и этого хватит?
– У тебя появилась подружка?
– Что? – вопрос девочки застал его врасплох. – С чего ты взяла?
– Да так, воспитательница сказала, чтоб я ко всему была готова.
– К чему это – ко всему?
– Ну, если ты перестанешь приходить, и что вообще можешь жениться, завести своих детей, и я стану тебе не нужна. Она сказала не питать напрасных иллюзий. Что значит «питать иллюзии»?
– Бред какой-то! – пробормотал Том, а про себя отметил, что девочка, по сути, права: с появлением Даши времени для нее осталось совсем немного!
Том встряхнул головой – стоп! Надо попробовать! Он посмотрел на руки – ладони по-прежнему красные.
– Слушай, – Томаш посадил девочку перед собой, – хочу показать один фокус. Я не упоминал, что в детстве был немного волшебником?
– Это как? – слезы на щеках Полины высохли.
– Я мог заживлять раны, – он состроил смешную гримасу.
– Я думала, ты серьезно, – в голосе девочки слышалось разочарование, но она все еще искала глазами что-нибудь необычное, что окажется подсказкой или намеком.
– Я знаю, ты стесняешься шрама на голове, – Том начал осторожно, чтобы не обидеть, не вспугнуть и без того страдающее существо.
– А вот и нет, я почти к нему привыкла, только, – Полина посмотрела на Тома, – только очень хочется, чтобы коса выросла. Знаешь, такая длинная, как у принцессы, или у Бекки Тэтчер.
Ишь ты, Полина прочитала книгу!
– А что, если попробовать убрать этот шрам?
– Сиротам такие операции не проводят, «они не являются жизненно необходимыми», так в больнице сказали, – девочка согнулась пополам, подобрав под себя тоненькие ножки.
– Я сделаю это без операции, руками, точнее, одной рукой.
Сердце Томаша колотилось: а если не выйдет? Ничего не получится? Он закусил губы. Потом снял с девочки кепку. Они несколько секунд смотрели друг на друга, словно их души в это время о чем-то договаривались. Затем Полина протянула руку и взяла свою бейсболку, пересела поближе и закрыла глаза. Том положил руку на голову девочки. Полина скрючилась, обхватив коленки, и еще сильнее зажмурилась. Рука задрожала от напряжения, мурашки побежали вверх по плечу к голове, мышцы стянуло в судороге. Томаш несколько раз провел ладонью по рубцу, кожа вокруг него покраснела и натянулась.
– Тебе больно? – он следил за девочкой.
«Как это происходит? Как же я это делал? – осознанное желание использовать свой дар словно отнимало способность управлять им. – А что дальше?». Он понятия не имел, сколько нужно времени. Том убрал руку.
– Очень тепло, – Полина потянулась ощупать шрам. – Он все такой же! Ты пошутил, да? Как ты можешь, это совсем не смешно, не смешно!
Она вскочила с карусели, но потеряла равновесие и упала на дорожку. Томаш даже вскрикнул от неожиданности. Он подхватил девочку на руки. В боку справа сильно закололо.
– Полина! – Том забеспокоился, девочка будто засыпала или теряла сознание, глаза блуждали под веками, она не могла сосредоточить взгляд и через секунду совсем отключилась.
Томаша накрыл страх. Зачем он все это устроил! Ребенок – не собака! Все гораздо серьезнее, чем можно предположить. Он поспешил к зданию интерната.
– Где у вас врач?
Первой, кто встретился ему на пути, была пожилая уборщица с ведром и шваброй.
– По коридору налево, только медсестра дежурит, – она не закончила фразу и побежала вперед, бросив швабру на пол и расплескав воду.
Женщина в белом халате и огромных очках с толстыми линзами, которые увеличивали ее глаза раз в десять, засуетилась, заметалась по кабинету в поисках ключей от стола.
– Что случилось?
Она не смотрела на Тома, даже не спросила, кто он такой, только перерывала бутыльки и ампулы, наконец, выхватив нужный, открыла и намочила кусочек ваты. По запаху стало понятно – нашатырь. Одной рукой она прощупывала пульс, другой сунула под нос Полине пахучий ватный тампон. Девочка заворочалась, замахала рукой и открыла глаза.
– Ну вот и славненько, деточка, – медсестра опустилась на корточки, всматриваясь в бледное лицо и мутные глаза маленькой пациентки, – наверное, плохо кушала сегодня?
Полина потянулась рукой к голове. Пальцы безошибочно нащупали рубец, но остановились на мгновение, потом прошлись вверх, затем вниз. Она подняла глаза на Тома – смятение, удивление и восторг перемешивались со слезами радости. Она схватила его руку и приставила к голове. Медсестра отступила в недоумении. Сквозь навалившуюся сонливость и ломоту в суставах Том ощутил мягкое тепло в груди. Выходит, получилось! Нагло выступающий рубец словно срезали и отполировали, только легкая неровность напоминала о его существовании.