– Обещайте, что будете вести себя хорошо, без истерик, – доктор изучал бесцветное лицо женщины, пытаясь разглядеть ответ, не доверяя словам.
– Да, да, конечно, только минутку постоять рядом, – Бьянка с усилием отвела глаза от малыша и умоляюще посмотрела на собеседника.
Он открыл дверь ключом с зеленой биркой и пропустил ее вперед. Крадучись, стараясь не дышать, Бьянка ступала по воздуху. Прошла целая вечность, прежде чем она очутилась перед кувезом, где ее новорожденный сын боролся за право жить в этом мире. Замирая от страха и блаженного восторга, она положила ладони на стеклянный купол, хранивший маленькое произведение искусства матери-природы под названием «человек». Наблюдала за рефлекторным подергиванием маленьких ручек и ножек, слышала прерывистое дыхание и ощущала биение сердца. Вдруг малыш встрепенулся, словно птенец, и стал ворочать головкой то в одну, то в другую сторону, и еще сильнее замахал ручонками. В какой-то момент он остановился, будто почувствовал присутствие родного человека, повернулся в сторону Бьянки и приоткрыл глазки. Она боялась пошевелиться, застыла, прижимаясь руками к стеклу. А малыш посмотрел, да-да, именно посмотрел на нее ясными, желтовато-серыми глазками, перестал дергаться и пальчиками коснулся прозрачной стенки временного жилища, задержал ладошку как раз в том месте, где находилась рука Бьянки.
– Привет, Томаш, – она так и не поняла, откуда взялось это имя, просто возникло само по себе, словно иного и не было.
Ручка малыша оказалась такой крошечной, раз в десять меньше, чем ее собственная. Волшебство продлилось еще несколько секунд, потом он пару раз моргнул, затем прикрыл глазки и уснул, вероятно, очень устал.
– Спокойной ночи, спи, мой родной, набирайся сил, впереди долгая, долгая жизнь.
Она даже не сомневалась, что малыш выживет, другого варианта просто не существовало. Теперь он – ее жизнь, именно ради сына Вселенная исцелила ее от неизлечимой болезни.
Бьянка с трудом отделила руки от стекла – следы от ладоней, словно глубокие вмятины. Она уходила, двигаясь спиной вперед, не отрывая взгляда от малыша, пока стеклянный купол не спрятался за другой. Уже находясь в своей палате, Бьянка по-прежнему разглядывала маленькое личико, которое стояло перед глазами, не желая покидать ее. Разные чувства боролись внутри нее: тревога сменялась абсолютным счастьем и благоговением, сомнения утопали во всеобъемлющей любви, возникшей практически ниоткуда и заполнившей все существо. «Том, Томаш, сынок», – она провалилась во что-то мягкое, ласкающее кожу, и это что-то заволокло сначала все вокруг, потом глаза, потом – сознание.
В тот самый момент, когда вы решаете, что ад наконец-то закончился, он с новой, остервенелой силой распахивает ворота и засасывает вас в тугие объятия. И этот ад гораздо страшнее предыдущего.
Бьянка ощутила весь ужас реальности через несколько месяцев после рождения сына. Их перевели в отделение патологии новорожденных городской больницы, где медсестра при банальной смене пеленки сломала малышу ножку, точнее, она услышала хруст, похожий на шорох свежей газеты, но сначала не обратила внимания. Ребенок вздрогнул, вздохнул или всхлипнул, затрепыхалось крошечное сердечко, задрожало тельце хрупким опавшим листочком на сквозняке. Медсестра отстранилась, прислушалась, ощупала ручки и ножки, и малыш снова вздрогнул, когда плотные шероховатые пальцы тронули место перелома. Она запеленала его и положила в кроватку, недоумевая и чувствуя необъяснимую тревогу. К вечеру ножка распухла, и ребенок стал беспокойным более, чем прежде. На рентгене перелом подтвердился, а еще обнаружились множественные трещинки и надломленное ребро. Имя у ада оказалось очень красивым, но страшным по сути, с привкусом обреченности.
– Ваш ребенок – «хрустальный», слышали когда-нибудь о такой болезни? – хирург, довольно молодой смуглый мужчина со странным именем Феликс (отчество на табличке Бьянка не успела прочесть), выглядел строгим и сосредоточенным.
– Хрустальный? Нет, нет, я не знаю, ничего не знаю об этом, – Бьянка видела, как подрагивал глаз у доктора, и вялая капля пота скатилась по виску. Тот, наверное, решил, что это весенняя муха, и резко смахнул ее со щеки, капля смачно шлепнулась на стол возле руки Бьянки и расползлась кляксой. Бьянка передернулась, отвращение подкатилось к горлу, и она с трудом сдерживала тошноту.
– Несовершенный остеогенез, или врожденная недостаточность и ломкость костей, является врожденным пороком костеобразования, встречается с частотой один случай на десять-двадцать тысяч новорожденных. Обычно это наследственное, но возможны и индивидуальные спонтанные мутации, – Феликс тоже пялился на распластавшуюся каплю. Он почти слово в слово цитировал отрывок из статьи с клиническими наблюдениями заболевания, прочитанной накануне: – Переломы трубчатых костей и деформации конечностей – основные симптомы заболевания. Переломы могут возникать во внутриутробном периоде, в момент родов или в постнатальном периоде. В результате перелома ключиц и ребер деформируется грудная клетка, а также череп. При этом заболевании мозговой череп довольно часто непропорционально велик, имеет квадратную или шаровидную форму, при пальпации у малышей отмечается его чрезвычайная мягкость. Роднички закрываются с опозданием. В дальнейшем могут крошиться и сильно стираться зубы, которые приобретают янтарный оттенок. Развивается тугоухость и низкорослость. Прогноз зависит от тяжести патологического процесса. Но в моей практике, честно скажу, ваш случай – первый и единственный. За границей проводят исследования с новым препаратом, да и у нас, кажется, на базе НИИ педиатрии кто-то занимается серьезно, но попасть туда – шансов почти нет, сами понимаете. Хотя я готов подписать направление куда угодно. В общем, готовьтесь к внушительным расходам, мучительной беготне по инстанциям, куче бумаг и справок. Да, если можете себе позволить, конечно.